— Это далеко от Ла-Рошели?
— Около двадцати километров… Выиграем по крайней мере часа два. По времени в два раза дальше Шассирона; держимся к югу, направляемся к острову Экс, — и мы там.
Он с благодушным видом крутил свое колесо, уставившись глазами в этот мерцающий туман, который простирался над морем.
— Хорошо, — решил Ламбек. — Пойдем к Фурасу. Но не вздумай швырнуть меня!
Мотор заработал быстрее, судно прочно осело на корму, и ялик, задрав в кильватере нос, побежал вперед, словно жеребенок позади телеги. Ламбек скользнул плечом по дверце рулевого поста. Правой рукой он засунул пистолет за пояс, левой вытащил пачку сигарет «Кра- вен». Моряк смотрел далеко впереди себя. Его лицо старого индейского вождя, обгорелое и потрескавшееся, как какой-нибудь гончарный горшок, оставалось бесстрастным под нелепой фуражкой. Ни доволен, ни наоборот. Как будто нет его.
— Ты знал ее, Мариетту? — спросил Ламбек.
Тот, другой, подыскивал слова.
— Так себе… Мы все здесь знаем друг друга… Все приятели. Я знаю, что она предавалась удовольствиям в Париже.
— Удовольствиям! — остервенело повторил Ламбек. — Ты называешь это удовольствием!.. Если хочешь знать, она меня… Я вполне мог рассчитывать на двадцать лет… А поскольку мне около сорока, то подсчитай-ка… К счастью, у меня есть дружки… Они помогли мне выбраться из дыры.
Время от времени старик крутил колесо, как будто выбирал на спокойной воде более удобный путь.
— Ты понимаешь, зачем я приехал? Эти вещи, их нельзя разрешить тем или иным способом… Даже если бы она в Африке спряталась, я и там бы ее нашел.
В чертах старика он просматривал что-то такое — он даже не знал, что именно, — вроде признаков понимания или, может быть, симпатии. Справедливость есть справедливость даже для самого тупого! Но старик, должно быть, думал лишь о своей упущенной рыбной ловле. Ламбек закурил свой «Кравен», протянул пачку.
— Хочешь одну?
— У меня трубка, — ответил тот.
Море расступалось впереди, и иногда капли взлетали, кололи, словно снежинки, щеки Ламбека. Судно плавно покачивалось на волнах. В воде отражалось столько же звезд, сколько высыпало на небе. После жуткого напряжения предыдущих часов у Ламбека создалось впечатление, что он видит сон. Он плыл в бесконечном молочном пространстве, где формы уже утратили свои очертания. Справа от него виднелось что-то вроде облака, на которое он указал пальцем.
— Это туман?
— Нет. Это берег.
— Материк?
— Нет. Острова. Материк сейчас станет заметен с другой стороны.
Ламбек расскажет об этом друзьям, которые не поверят, наверное, ему. Чудесная июньская ночь. Настоящая ночь, как в кино. Невозможно выразить, насколько это непривычно… Как песня… И повсюду открывающиеся и смыкающиеся лучистые маяки. Кожей чувствовалось, как их огни веером разворачивали свои потоки света. Старик покрутил свое колесо.
— Скала Антиох, — сказал он.
Угадывалось смутное очертание маяка, прожектор которого рыскал вдали своим вращающимся лучом. След от лодки стал круглее.
— Там, — продолжил старик, — это Ла-Рошель. Напротив — это Фурас. Но пока еще ничего не видно.
Для Ламбека все осталось как прежде. Ну только что лодка стала раскачиваться сильнее. Он склонился к габаритному огню, чтобы узнать время по своим наручным часам. Три часа с половиной… Он, наверное, найдет уж какое-нибудь кафе, откуда позвонит Марио, который ожидал его в Ла-Рошели на своей «ДС-21». Марио, видимо, приедет в Фурас, чтобы забрать его, и они погонят в Бордо. Он внимательно посмотрел на старика с некоторым дружеским чувством.
— Другого, — сказал он, — почтальона, я это не специально. Это он кинулся под машину. Он был в стельку пьян… Если бы не он, я был бы далеко. Ты его знал?
— Немного, — сказал старик.
— Я пытался его объехать. Именно так я и вылетел с дороги. Тачка — это не важно! Я ее стащил в Ла-Рошели. Но я-то мог бы так там и остаться. И мыслей не было. А что он собой представлял, этот тип-то?
— Бездельник, — сказал старик. — Чтобы быть почтальоном, смелости не нужно!
Это просто удача попасть на такого чувака, который все понимал, все оправдывал. Было бы жать прикончить его сразу же, как прибудут в порт. Надо бы ударить осторожненько. Достаточно короткого удара рукояткой по голове, чтобы тот отключился на час. На время, пока Марио приедет.
— Я не злостный проходимец, — сказал Ламбек. — Единственно, не люблю погони… Я думаю, все вроде меня, разве нет?
Старик раскуривал свою трубку, держа ее между бесформенными, словно боксерские перчатки, руками.
— Вон побережье, — сказал он.
Это была лишь узкая полоса у края неба. Ламбек обошел рулевое место и расположился слева, чтобы поскорее увидеть берег. Теперь он торопился покончить с этим. На какой-то момент поэзия — это хорошо. Если ты не сволочь, то чувствуешь ее, как и любой другой. Но, несмотря ни на что, у человека есть и другие заботы. К счастью, Марио хорошо знал побережье. Он прошел службу в Рошфоре, в авиации. В этом смысле никаких проблем.
— Ты уверен, что я найду открытое бистро?
— «Кафе-де-Пешёр» вверх от порта. Они обычно рано открывают.
Море казалось светлее, но Ламбек не знал, что утро приходит с моря. Берег, пробегавший напротив борта, становился все темнее, по мере того как ночной мрак рассеивался.
— Не доходя северного порта есть маленький пляж, — сказал старик. — Вас никто не увидит. Я отвезу вас на ялике… Осторожно с таможенниками. Иногда кто-нибудь из них прохаживается в этом месте.