Полицейская машина остановилась перед решеткой, потом двинулась по аллее.
— Вы собираетесь повторить им это? — сказала Элена.
Жан-Клод опустил голову. Он располагал одной минутой, чтобы сделать выбор, чтобы стать мужчиной.
Вот уже час, как Ламбек чувствовал, что пропал. Все дорожки справа от него вели к пляжам. Слева пролегала автотрасса, которая вела в Сен-Пьер и к замку Олерон. Жандармерия наверняка установила кордоны, блокировала мост. Ламбек знавал моменты и похуже. Но он прожил всю жизнь в городе и на природе, при лунном свете, причудливо искажавшем внешний вид, начинал ощущать себя в опасности. Слишком глупо позволить схватить себя здесь… может быть, дать себя подстрелить, так как они бы стреляли наверняка из опасения упустить его.
Время от времени он замечал какой-нибудь указательный столб: «JIa-Менуньер» или так: «Ла-Бируар»… Ну и захолустье!.. Самое что ни на есть захолустье!.. Нечто, похуже Коса или плато Милльваш… И ни уголка, чтобы скрыться. Бесформенные дюны, песок, звезды без счету и другие огоньки, более загадочные, блуждающие отсветы на море, монотонный шум волн: край света! Если бы этот придурок почтальон не бросился ему под колеса, он бы уже доехал до Ла-Рошели, хорошо окопавшись, спокойненько дожидался бы, пока все успокоится. И вот теперь…
Они неизбежно уже нашли труп Мариетты. Один телефонный звонок в Управление национальной безопасности — и любой идиот сумел бы воссоздать происшедшее. На рассвете вертолет будет кружить над островом. А потом они спустят собак.
Хорош! Хватит кино! Игра еще не сыграна. Если бы только у него не так болели ноги! У него не было привычки ходить, он еще чувствовал боль, причиненную в результате несчастного случая, когда машину бросило в кювет; но больше всего страдало его самолюбие. Еще один щит: «Ла-Котиньер». Название что-то напоминало ему. Мариетта когда-то говорила о Ла-Котиньере… В той стороне был маленький порт. Порт, суда… Может быть, какой-нибудь способ ускользнуть. Половина первого ночи. Все должны еще спать, кроме фараонов, безусловно. Ламбек прибавил ходу. Теперь дорога шла вдоль моря, но он скорее угадывал его присутствие, чем видел. Это казалось странным и приводило в смутное беспокойство. Небо было прозрачности необычайной, а потом, по мере того как глаза пытались отыскать горизонт, они натыкались на какой-то смутный, рассеянный свет, скрывавший еще большие дали. Ламбек не смог бы сказать, с какой стороны находится суша. Повсюду натыканы прожектора, как сверкающие черви. С открытого моря доносился шум дизелей: траулеры отправлялись на рыбный лов. Тот час, когда площадь Пигаль сверкала всеми своими огнями, когда перед ночными кабаками хлопали дверцы автомобилей. Там шла настоящая жизнь, а здесь — бутафория. Ламбек прошел почти на цыпочках перед спасательной станцией, погруженной во мрак.
Потом он заметил какое-то маленькое дремлющее бистро. И в конце переулка он увидел порт, крохотный, со своим молом, оканчивающимся башней, и рангоутами, которые издалека, казалось, перепутались и все вместе раскачивались.
Ни одной кошки. Он пересек набережную. Резкий запах воды наполнял его чувством отвращения. Слишком много сгрудилось судов, пропахших рыбой и дегтем. Прилив, должно быть, достиг своего пика, так как корпуса почти касались набережной. Ламбек умел водить спортивные автомобили, он даже управлял самолетами. Но рыболовецкие суда он видел лишь на почтовых открытках. О том, чтобы воспользоваться каким-нибудь катером, не могло идти и речи: его тут же бы поймали. Взять одну из этих лодок, может, вон ту, что стояла около ступеней? С зажженными габаритными огнями. Он тихонько приблизился, увидел тень, которая двигалась по направлению к какой-то будке, где поблескивало что- то вроде колеса. Нельзя терять ни минуты. Тень покинула будку и пошла вперед укладывать в ряд небольшие ящики. Мужчина повернулся спиной. Ламбек присел на корточки, вытянул одну ногу, которую крепко поставил на доски сзади, затем ловко перенесся на мостик рыболовецкого судна. Он машинально отер руки. На этих посудинах все в грязи! Он вытащил свой пистолет и направился вперед к моряку. Тот обернулся. Он внимательно посмотрел на пистолет, на Ламбека, глаза которого жестко поблескивали из-под полей фетровой шляпы.
— А! Это вы? — сказал он.
— Ты меня знаешь?
— Еще бы! Я радио тоже слушаю… Доигрались вы. Двое убитых!
— Ладно!.. Ты сейчас повезешь меня в Ла-Рошель.
— Только не это!.. Знаете, это не рядом.
— Без разницы. Отправляемся прямо сейчас.
— А моя рыбная ловля?
— Что она стоит, твоя рыбная ловля?
— Около двухсот. Ветер хороший.
— Я тебе даю двести пятьдесят. Пошевеливайся! Двести пятьдесят или пуля в башке. Оставайся там, где стоишь…
— Это вы, что ли, заведете мотор?.. Выйдите оттуда, чтобы я запустил… У вас вид какого-то фермера.
Он прошел перед Ламбеком, что-то невнятно бормоча, и отвязал швартовы, которые удерживали лодку. Он оказался стариком и не выглядел таким уж грозным. Мотор кашлянул. От него шел отвратительный запах мазута. Наконец он завелся, и лодка медленно дала задний ход. Ламбек наблюдал за маневром; время от времени он бросал взгляд в сторону набережной, мола. Все было пустынно.
— Я сказал: Ла-Рошель.
Старик сплюнул в воду и пожал плечами.
— Если хотите, чтобы вас сцапали, так только и нужно, что плыть в Ла-Рошель. Я-то пожалуйста. Но на вашем месте я предпочел бы лучше Фурас. Когда прибудем, начнется отлив… в северном порту никого. Вам останется лишь сесть на утренний автобус.