Хитросплетения (Сборник рассказов) - Страница 79

— Зулу!.. Это я. Ты видишь, я отсутствовал недолго!

Он остановился на пороге спальни. Торопливо и маленькими глотками кот пил молоко. СЕРЫЙ КОТ.

Шедевиль медленно приблизился. Это был серый кот, намного меньше Зулу, неухоженный, тощий, который жадно лакал, с неприятным, «невоспитанным» звуком. Шедевилю не было страшно. Еще нет!.. Он был скорее глубоко шокирован. Кот поднялся, потерся головой о камин, потом потерся боком о мрамор и мяукнул. Мяуканье резкое, надтреснутое, похожее на старческий голос, на голос бездомного. Шедевиль не смел больше двигаться. Мяуканье по-странному раздалось в пустой квартире. Животное смотрело на Шедевиля своими похожими на щелки, ничего не выражающими зрачками. Тогда Шедевиль стал пятиться назад шаг за шагом. Его рука поискала за спиной и нащупала дверь. Он бросился в прихожую и задвинул щеколду. Ему пришлось сесть в своем кабинете, настолько он был ошарашен. Как, в конце концов, каким образом он вошел? А Зулу — каким образом он вышел?

Теперь серый кот мяукал в спальне. Он вытягивал из своего худосочного остова глухие, глубокие звуки, словно у мартовского кота. Можно было догадаться, что он кружит по комнате с жалким видом, выискивая какой- нибудь выход! Шедевиль прошел в столовую, на кухню, потом заглянул в спальню Жюльетты. А впрочем, к чему это? Все окна накрепко закрыты. И ни малейшего закоулка. Ни одного потайного местечка! Зулу в квартире больше не было! И это непристойное, неутомимое, несмолкаемое мяуканье! Этот серый кот! Настоящий кот- боец: на высоких лапах, узкий, угловатый, с тремя топорщившимися волосиками вместо усов. Какое потрясение для Зулу! Так как они наверняка столкнулись. Может быть, и подрались. А Зулу даже не смог защититься, находясь в том угнетенном состоянии, в котором он его оставил. Шедевиль с удовольствием всплакнул бы. В нерешительности стоял он посреди своего кабинета. Расспросить консьержку? Она отделалась бы от него. Или же лицемерно пожалела бы: «Такой красивый котик! Ей-богу! Если он вышел, мсье, то можете быть уверены, что нашел нового хозяина». Но он-то как раз и не выходил. Он не мог уйти. И что тогда? Не проглотил же тот другой его все же! Но другой? Откуда он взялся? «Сейчас позвоню в полицейский комиссариат». Из-за кота? Ему в лицо рассмеются. Особенно если он начнет объяснять, что Зулу — не просто кот, как другие, что это товарищ по несчастью. Друг, который приходил по вечерам садиться на угол стола, когда его хозяин попивал настойку, перебирая в мыслях прошлое.

Шедевиль подергал дверь спальни, и пришелец прекратил мяукать. Что делать, Господи, что же делать? Невозможно оставить это, наверное, злобное животное. Невозможно выкинуть его за порог. Невозможно предать огласке историю с котами. Никто не поверил бы ему, и посчитали бы, что он свихнулся. Разве не говорила Жюльетта, что зря мсье оставляет все это так, что он заболеет от горя! А между тем Жюльетта к нему привязана. Что же говорить о других!..

Нет! Не комиссар! Частный детектив! Пускай! Пусть это стоит сколько скажут! Надо покончить с этим. И потом, детектив выслушал бы его без улыбки. Детектив создан, чтобы выслушивать, а Шедевилю так требовалось выговориться!

Он полистал телефонный справочник. Как выбрать среди стольких имен? Там записаны телефоны десятков двух частных детективов — все бывшие инспекторы службы безопасности, все специалисты по слежке. Шедевиль остановился на неком Грегуаре, потому что тот жил совсем рядом, на улице Кардине. В общем, сосед. Он, наверное, лучше поймет. Он вполне согласился бы выехать на место, прийти зафиксировать, что черный кот превратился в серого! Фотографии Зулу позволили бы окончательно убедить его. Шедевиль надел шляпу, вышел на лестничную площадку и тщательно повернул в замках свои оба ключа «Яле»: с пятью зубьями — вверху, с четырьмя — внизу. Замки, которые невозможно открыть отмычкой. И никакой другой входной двери! Он тряхнул головой, отказываясь что-либо понимать, и спустился вниз, посматривая по сторонам, пытаясь обнаружить кота, «который не мог находиться снаружи», который «конечно же и не находился» снаружи, который, «возможно», стал тем жутким серым котом, тем, закрытым наверху, в спальне.

— Мсье Грегуар?

— Он самый.

Шедевиль вошел в сумрачную прихожую, где плавал запах фритюра, прошел в кабинет, заваленный книгами, где царил беспорядок. На мебели забытые трубки, на паркете обгорелые спички.

— Я вас слушаю.

— Так вот, в общем…

— Да вы садитесь.

— Да… спасибо…

Но Шедевиль не мог решиться присесть. То, что ему предстояло сказать, выглядело настолько обескураживающим! Тот другой погрузился в плетеное кресло, которое похрустывало при каждом движении, и подтянул к себе пенковую трубку, вложенную в словарь.

— Я по поводу своего кота…

Не очень-то у него располагающий вид, у этого Грегуара! Шестьдесят лет, неопрятно одетый, большущие глаза навыкате и шумное дыхание астматика. Он продувал мундштук своей трубки, которая жутко хрипела.

— Не знаю, должен ли я… Вы будете смеяться надо мной…

— В моем возрасте, — сказал Грегуар. — Я столько всего перевидал!. Меня так просто не удивишь.

— Представьте себе кота… в квартире, запертой на ключ… образно говоря, замурованный кот, который меняет цвет, форму…

— Вы меня удивили, — сказал Грегуар. — Я никогда не слышал, чтобы говорили о подобных вещах. Но садитесь же…

Он сохранял серьезный, немного безучастный вид, продолжая вытягивать щепотки табака из полувыпотрошенного пакета.

— Я возвращался с вокзала Сен-Лазар, — начал Шедевиль.