Когда он рассматривал способы покончить с ней… надежные способы… он никогда не останавливался на варианте похищения. Слишком трудно устроить… требует соучастников, создает возможности шантажа. Но подлинное похищение, и в некотором роде неожиданное, это же… это перст судьбы. А у этих похитителей тон злобный. Вероятно, главари шаек, специально прибывшие из Марселя, привлеченные рекламой «Бертон» и почуявшие большие денежки. Тридцать миллионов! Просто даром!
Бертон постарался успокоиться. Еще немного подрагивающими руками он закурил сигару «Генри Клей». Ему, естественно, следовало в первую очередь предупредить полицию, потому что именно это ему запретили делать. Он поискал телефон уголовной полиции.
— Алло, полиция?.. Это Бертон… Бертон, меха… я звоню вам по поводу похищения… Дело касается моей жены…
На том конце чувствовалось небольшое замешательство. Бертона попросили не класть трубку — его соединяли с бригадой по уголовным делам. Несмотря на тревожное состояние, Бертон упивался властью.
— Мсье Бертон?.. У аппарата офицер полиции Саллерон… Я вас слушаю.
Бертону нечего было выдумывать. Ни единой фальшивой нотки. Он рассказывал, и в его голосе сквозила самая подлинная тревога. Он был лишь несчастным человеком во власти обстоятельств, которому требовались поддержка, совет.
— Да… да… — повторял Саллерон. — Я ставлю себя на ваше место, мсье Бертон… Нет преступления более чудовищного… Вы правильно сделали, что предупредили нас…
— Я согласился на их условия, — уточнил Бертон. — В данный момент сила на их стороне. Я заплачу… И прошу вас, не вмешивайтесь слишком скоро. Если они что- нибудь заподозрят, моя бедная Мари-Клод пропадет.
— Не беспокойтесь, мсье Бертон. Мы привыкли к такого рода делам. Дождитесь их следующего телефонного звонка и позвоните нам, как только это случится. Мы предпримем все меры… Главное, не теряйте присутствия духа. Уверяю вас, что госпоже Бертон не грозит ни малейшая опасность. Это в их интересах не обращаться с ней грубо.
— Спасибо, — сказал Бертон. — Вы не можете себе представить, до какой степени ваши слова ободряют меня. Спасибо.
Телефонный звонок раздался вскоре после полудня. Все тот же голос, но еще суше, более властный, без какой-либо жестокости, от него мурашки шли по коже.
— Вот наши условия… Прежде всего, напоминаю вам, триста тысяч купюрами по пятьдесят… завтра утром вы пойдете в Зоологический сад… Сразу направо, вход с площади Валюбер, там есть статуя, изображающая охотника, дерущегося с медведем…
— Понимаю, — обрезал Бертон.
— Ровно в девять часов вы положите пакет между лапами медведя и уйдете не оборачиваясь. Вашу жену освободят утром, если будете аккуратны… За вами установят слежку. Она уже ведется, и малейший подозрительный шаг… Вы слышите?.. Все будет кончено! Вы даже не узнаете, где вашу жену закопают.
Изложенная таким образом новость оказалась неприятной для слуха. Ладони у Бертона стали влажными, когда он положил трубку. «Эти корсиканцы, — подумал он.? — Чего полиция дожидается? Когда избавит нас от них?» Тем не менее он не стал терять ни минуты. Прежде всего телефонный звонок в банк, чтобы подготовили сумму. Он даже попросил, чтобы отметили номера купюр. Саллерон не преминул бы повести расследование в этом направлении. Так что не стоило пренебрегать такими мелочами. Затем он позвонил в уголовный розыск.
— Так и есть!.. Они дали мне свои указания. Чтобы…
Саллерон прервал его:
— Тсс!.. Ничего не говорите. Приходите ко мне… И сделайте так, чтобы никто за вами не увязался.
— Но как?
— О! Это не такая уж и хитрость… Автобус, в который садятся на ходу… Магазины с двойным входом и выходом… поезд метро, в который прыгают в последний момент… Знаете, в жизни так же, как в кино!
Бертон возмутился. Навязывать такому человеку, как он, паясничанье, недостойное грошового романа, — безобразие! недопустимо! И тем не менее дело принимало волнующий оборот, которого он не ожидал. Он не решался, что выбрать — «бентли» или «альфа-ромео», но в конце концов выбрал последнюю марку, потому что она красного цвета, а значит, ее легче заметить. Тот, кто стал бы следить за ними, оказался бы совсем тёхой, если бы потерял его в потоке движения. Но он мог преспокойно наблюдать тайком: заднее зеркало отражало самую мирную картину, ни одна машина не пристроилась ему в хвост. Ехал он медленно. Может быть, именно сейчас все и решалось. Бедная Мари-Клод! Легче расстаться! Но она такая упрямая!
Есть женщины, которые обладают такой добродетелью, как преданность. А есть другие, которые созданы, чтобы надоедать: все время встают на дыбы, все время источают какой-то яд, воспринимая любую радость как оскорбление. У Бертона невольно складывалось впечатление, что он выздоравливает. Он припарковал свою машину недалеко от Театра Шателе, а оставшуюся часть пути проделал пешком. Когда он поднялся по лестнице здания уголовного розыска, он с трудом смог придать своему лицу подобающее выражение.
Его ожидали трое. Комиссар Шармон собственной персоной, Саллерон и невысокий молодой человек, который казался очень возбужденным, — инспектор Фри- лё. Они долго жали ему руку, как будто Бертон уже стал вдовцом, и он вновь изложил им всю историю.
— Вы знаете эту статую? — спросил комиссар у молодого Фрилё.
— Прекрасно. По правую руку, сразу же пройдя за решетку.
— Может, устроить какую-нибудь засаду в этом углу?
— Не может быть и речи! — отрезал Бертон. — Они очень настаивали на этом моменте. При малейшем подозрительном знаке — все кончено. Я никак не могу рисковать. Совершенно никак. На карту поставлено слишком многое. Как только моя жена будет освобождена, вы сможете действовать по вашему усмотрению.