Инспектор широко развел руками.
— Ну, у вас решительно всегда праздник. Правда, было бы удивительно видеть тебя постящимся, тебя-то, бывшего мясника.
— И то верно!
Жоржетта внесла блюдо, на нем красовалась золотистая горка.
— А как ваше расследование? — спросила она, по- приятельски угощая своего гостя.
— Я как раз собирался поговорить с вами об этом. По сути, из-за него я к вам и поднялся.
— А! — воскликнула она, тяжело осев.
— Да, — продолжил Пеллегрини, — представляете, нашли след вашего приемщика выручки. Шофер такси, который его подсадил, вчера приезжал во второй половине дня давать показания. И признаюсь, я порадовался за вас.
Поскольку супруги не отвечали, инспектор, хлопнув по столу, повторил:
— Да-да, за вас… Вы и представить себе не можете, с какими неприятностями это дело пошло вначале.
— Вообще-то, — заметил Люсьен, — ведь наша консьержка видела этого Бужара выходящим из дома.
— Видела его, видела его… Да она просто заявила, что ей показалось, будто промелькнул мундир, что вовсе не одно и то же. Нет, уверяю вас… Подумайте, ведь вы были последними, к кому он приходил.
— Во всяком случае, теперь…
— О! Теперь окончательно установлено. Известно, что Бужар сбежал с четырьмястами тысячами монет и что он не был убит… Ваши мозги, Жоржетта, замечательно вкусные. Вам еще удается раздобыть растительного масла?
— Это-то самое трудное.
— Значит, шофер рассказал? — спросил Люсьен, наполняя бокалы.
Пеллегрини выждал некоторое время и продолжил с поднятой вилкой в руке:
— Он рассказал: первое — инкассатор нес чемодан; второе — он велел везти его к церкви Сен-Лоран.
— Чемодан? Я его не заметила, а ты, Люсьен?
— Нет, черт побери. Это бы меня, верно, поразило.
— Он, должно быть, оставил его в церкви, — сказал инспектор и, подмигнув, добавил: — А церковь Сен-Лоран, это вам ни о чем не говорит?
— Это та церковь, что на бульваре Мажента, по- моему.
— Да… и которая, главное, вблизи Северного и Восточного вокзалов. Вы улавливаете?.. В полдень церковь обычно пуста. В считанные минуты наш деятель переоделся. Он переоделся в гражданское, спрятанное в чемодане, и положил туда свою форму. Став снова «как все», он отправился на один из двух вокзалов. И шито- крыто!
Люсьен Митоле просунул указательный палец за совершенно мокрый от пота воротник. Он снова видел себя в исповедальне снимающим мундир своей жертвы, тот мундир, благодаря которому свидетели и подтвердили, что инкассатор точно покинул своих последних клиентов. Затем бывший мясник торопливо вернулся к себе, где его дожидалась трудная работенка, еще более ужасная, чем само преступление.
Жоржетта подвинула блюдо поближе к своему гостю.
— Съешьте еще этот пышненький кусочек.
— Но, ей-богу, я один только и ем.
Воцарилось короткое молчание.
— Тем не менее на вид он был славный малый, — несколько смягчившись, сказал Люсьен. — А он уже давно не появлялся в своем банке?
— Обратите внимание, что есть смягчающие обстоятельства. Директор агентства сообщил нам, что Бужара тяжело ранило в голову во время войны четырнадцатого года. У него вроде даже остался в мозгу совсем маленький осколок, который не смогли извлечь.
— Понимаю, — сказал Люсьен, постукивая себя по лбу.
— О! Это не значит, что он рехнулся. Ясное дело, что тогда бы ему не доверили работу инкассатора. Нет, просто иногда его посещали по меньшей мере странные мысли. Впрочем, мы сильно рассчитываем на этот небольшой осколок. Кто знает, может быть, однажды… А!
Пеллегрини прервал свою речь с ужасным выражением на лице и приложил салфетку к своим губам. В течение какого-то мгновения он оставался с побагровевшим лицом и полными слез глазами, с шумом вдыхая воздух.
Наконец он просунул в рот два пальца и вытащил оттуда крохотный почерневший кусочек, который со звяканьем упал на край тарелки.
— Уф!.. Так вот, вам, наверное, мой зубной врач комиссионные платит.
Супруги Митоле были ни живы ни мертвы.
— При теперешнем мясе… — с трудом выговорила Жоржетта.
— О! Да ничего страшного… Смотрите, я опять приступаю, видите. — Инспектор добавил, хохотнув: — Вам повезло, что я из уголовного розыска, а не из комиссии по проверке хозяйственной деятельности.
Инспектор Божар остановился на четвертом этаже. Когда он поднимался по лестнице, его бросало в жар, а сердце билось слишком часто. Зря он продолжал курить. Однако он вытащил сигарету из кармана своего пальто. Вкус табака ему не нравился, но он чувствовал себя увереннее с сигаретой в руках: он лучше входил в свою роль, в свой образ.
Его зажигалка издала короткий сухой звук, и пламя осветило темную лестничную площадку, стены, выкрашенные отвратительной краской шоколадного цвета. Он глубоко затянулся дымом, ожидая мимолетного головокружения, которое ему нравилось. Он чувствовал себя другим человеком. Впечатление было любопытным: он видел себя, слышал себя, подобно артисту, которого только что вытолкнули на сцену под свет прожекторов и который больше себе не принадлежит.
Божар добрался до пятого этажа. Прежде чем постучать, он застегнул на пуговицы свое пальто. Два коротких стука. За дверью раздалось глухое шарканье, ключ повернулся.
— Здравствуй! — любезно сказал инспектор.
Он оттолкнул Мерю и направился в комнату.
— Что вы от меня хотите? — сказал Мерю нерешительным тоном.
Божар искал чистое место, чтобы положить свою шляпу. Под кроватью он заметил пачку сложенных вчетверо газет, разобрал какой-то заголовок. В ящике своего письменного стола он хранил тоже такие же газеты. Те, что от 8 октября: