— Ну, все в порядке! — сказала Франсуаза. — Если только папаша ничего не заметил, это главное, не так ли?
Андре Амёй кинул свой портфель и шляпу на диванчик в прихожей. Влип. Он влип. Из-за ошибки этого идиота Файоля сделка с супермаркетом вот-вот ускользнет у него из рук. А вдруг у него не выгорит дело с новыми учебными группами!.. Удрученный, он вошел в гостиную и рухнул в кресло. Вечерние газеты дожидались его на низком столике. Но у него не было ни малейшего желания разделять тревоги всего мира. Ему достаточно было своих забот, и немалых!
Он попытался расслабиться, как советовала Клер, которая собиралась обучить его йоге. Но ему было наплевать на свою фигуру. На карту поставлено два миллиона! А еще этот Файоль, на которого нашел приступ нерешительности! Черт побери! Ну где найти противоядие против этих проволочек, сомнений да уверток?!
Он немного успокоился. Если все пойдет хорошо — а ничего пока не потеряно, — то он купит «обюссон». Он мечтал о таком. Остальное шло неплохо. Лишь в одной этой гостиной различной мебели, картин, безделушек почти на триста тысяч франков. Все вокруг него подтверждало его удачливость. Каждый предмет был как бы подмигиванием Фортуны. Он еще, прав же, выиграет это сражение! Он был не прав, что поддался отчаянию.
Как вдруг он нахмурился… О! Что это? Или ему привиделось?.. Он встал, медленно пересек гостиную и остановился перед стеклянной витриной, слева от двойной двери, которая выходила в столовую. Немыслимо!.. Он сделал три шага назад, чтобы лучше видеть другую такую же витрину, ту, что справа… Это было уже слишком.
Хлопнула входная дверь.
— Клер… Клер, это ты?
Появилась молодая женщина, гибкая, надушенная, в шелках.
— Извини, дорогой. Я немного запоздала… Послушай, что с тобой?
— Подойди-ка сюда… Ты ничего не замечаешь? Нет?.. Это не бросается тебе в глаза… Витрины…
— А? Вот те на!
— Так что, это не ты?
— Нет, не я… Зачем бы, по-твоему…
— Во всяком случае, уж тем более не я. Я только что вернулся и вот что вижу… А между тем я запретил…
Амёй нажал на звонок.
— Это конечно же Маргарита. Я выгоню ее, не хватало, чтобы это вошло в привычку… Подумать только!
— Ну-ну! — сказала Клер. — Подумай немного и обо мне!.. И потом, в общем, так ничуть не хуже. Думаю, даже лучше.
— Возможно, — заметил Амёй. — Но только не горничной судить об этом.
Он позвонил еще раз, подольше.
— Ну и тетеха же эта девица!
— Да дай же ей время дойти, — сказала Клер. — Бедный мой Андре, я никогда тебя не видела таким. Это же пустяковая оплошность.
— А если бы она что-нибудь разбила, а? Кофейник… ты знаешь, сколько он сейчас стоит? А японская ваза?
— Да… Хорошо… Согласна… Но ничего же не разбито.
Постучалась Маргарита.
— Мадам звонили?
— Подойдите, Маргарита, — сказал Амёй жестким тоном. — Посмотрите… Сюда… стеклянные витрины…
— Да, мсье.
— Так что?
Маргарита напряженно думала.
— Итак, Маргарита? — сказала Клер.
— Признаться, мадам, я в этом почти не разбираюсь, но нахожу, что это так же хорошо, как и прежде.
— Но, черт возьми! — воскликнул Амёй. — Я не спрашиваю вашего мнения. Я спрашиваю вас: почему вы это сделали?
— Я ничего не делала, — запротестовала Маргарита.
— Как это!.. Будда и статуэтки были слева, а ворчестерский фарфор — справа. А теперь все наоборот!
— Не притрагивалась я к этому, — торжественно заявила Маргарита.
Вмешалась Клер:
— Скажите нам правду. Поймите, эти вещицы имеют очень большую ценность. Это уникальные предметы… Никто не должен открывать эти витрины.
— Клянусь вам, мадам…
Рыдания душили Маргариту, тогда как Клер и ее муж обменивались смущенными взглядами.
— Когда я пил свой кофе в два часа, — сказал Амёй, — все было на месте. Я в этом уверен. Я даже полюбовался голубой жардиньеркой. Удачно выбранное место!
— Я вышла в то же время, что и ты, — сказала Клер.
Амёй обернулся к Маргарите.
— Успокойтесь. Где вы были во второй половине дня?
— Здесь, мсье. Покончив с посудой, я все время стирала в ванной.
— Вы не уходили даже на какое-то время?
— Не двигалась я.
— Никто не приходил?
— Нет, мсье… А! Да, бедная девочка, она попрошайничала.
— Вы ее впустили?
— Нет.
— Ну что ты допытываешься! — выведенная из себя, заметила Клер.
— Хорошо, — сказал Амёй. — Вы свободны.
— У нее много недостатков, — проговорила Клер после ухода Маргариты, — но она не лгунья.
— В конце концов, эти предметы не сами же поменялись витринами, нет? И что?
— Ну и что из того? — сказала Клер. — Остается лишь вернуть их на место, и с этим покончено.
— Нет, только не это! Они хорошо смотрятся вот так… Что меня выводит из себя, так это то, что из моей квартиры устроили проходной двор.
— Но никто не заходил!
— О! Ты… ты чудо. Никто не заходил. Будда прошелся из одной витрины в другую, и ты считаешь это нормальным?
— Хорошо, он прошелся… Идем ужинать. Ты знаешь, что Лаваренны придут в девять часов поиграть в бридж.
Они прошли в столовую, и Амёй медленно развернул свою салфетку.
— Кто-то обязательно приходил, — сказал он.
Маргарита принесла суп, и Клер обслужила своего мужа, который сидел, задумавшись.
— Ты знаешь, — сказала она, — все эти штучки — это что-то загадочное.
— Какие штучки?
— Ну, как этот будда, например… Об этих статуях с Востока рассказывают такие странные вещи.